20-го я отправился в Морскую. Проезжая деревню Максакову и Балакиреву, я заметил староверские кресты на крайних домах, что еще более подкрепило мои подозрения.

            После долгих странствий по пустошам и болотам я приехал в деревню Морскую и засел здесь, потому что народ почти весь был в селе Богородском у обедни. Я ходил по деревне, но раскольничество не бросилось мне в глаза.

            Наконец мало-помалу стали возвращаться от обедни и представились ко мне во всей форме чрезвычайно благовидные волостной Голова и писарь. Вообще толковее, лучше крестьян этой деревни я не видал, хотя после некоторые были и того-съ. Я отпустил Голову, Старосту и писаря, но чрез несколько минут вынужден был (впрочем легко) посетить первых двоих и, ради праздника выпить у них чаю, пива, рюмку белаго вина и пожевать «Кашанских беседок»[1], полизать сотов. Речи были все о Питере: Голова 9 лет жил дворником и строителем дома Жукова на Гороховой, староста 17 лет живет в Питере, тот воротился вчера, тот на будущей неделе отправится снова. Удивительная губерния! Кажется с огнем не сыщешь человека, который не был в Москве и Питере. От того и держи в остро ухо, иначе олабетишься так, что аминь. И вот между этого-то народа выпытывай раскольников! Выпытывай с несомненною истиною!.. Да я готов с кафедры доказывать, что корень и развитие раскола идет из Петербурга! Да! Тамошние богачи, богачи-скопцы, поддерживают раскол в провинциях… Налягте на них, изторгните корень – тогда… А Бог знает чтó будет тогда?!

            А льёт, льёт проливной-ливный, частый-пречастый дождик и как-то я отправлюсь отсюда, как отправлю почту?!.. Но пусть льет дождь и пусть, осмотревши трижды-три раза претолстый литой крест с петлями по концам, я нахожусь в недоумении относительно православия жителей села Кабанова, (хотя крест и образки встретил я на троих воротах)… пусть!.. Я, как магистр исторических наук, буду продолжать последовательно хронолночески-исторически.

            Я сидел на бревнах и разсуждал: от чего деревня, находящаяся в огромных разстоянии от морей, названа Морскою? Не от того ли, что она окружена озерами, болотами и мхами (в которых есть бездонные окна)? – Вдруг слышу, мой Торопов толкует с каким-то нищим и толкует грубо… Я приписал эту грубость обыкновенной земской манере… Но слышу «Подосиновка»… Я встал, подошел к Торопову и двоим нищим, старику огромного роста и мужику лет 40, еще более огромнейшему…

            – Откуда, друзья?

            – Из Богородского, братец! – отвечал младший, а старший побежал, говоря: «Пойдем, пойдем»…

            Побежал и младший.

            – Стой! Стой! – закричал я…

            Нищие улепетывали. Меня это раздосадовало, тем более, что оба были рослые, крепкие мужики – этим возбуждали подозрение.

            – Останови их, – сказал я Торопову и тот, не смотря на старость лет своих, побежал, схватил старика за плечо и подвел ко мне. Младший также подошел.

            – Откуда вы?

            – Из Богородского, братец! – отвечал младший.

            – А сами из какой деревни?

            – Из Подосиновиц, братец. Да тебе , братец на чтó?

            Я еще не успел сказать слова, как Торопов, согласно своей формалии, хватил по затылку того и другого:

            – Как ты смеешь их Вбл. называть братцем! Да еще и шапки не ломаете!..

            Я, признаюсь, на это не обратил внимания, но когда нищие, подняв с земли и снова нахлобучив шапки заговорили:

– Да что жь, братец, и царь нам братец, слышь ты, и царь братец, только он зовется царем, Не-чтó, по вашему, надо бы называть… то-есть «сударчить» – да по нашему, по к/христиански, нельзя, по христиански все мы братцы…

            Я предупредил Торопова, готовившегося снова дать подзатыльник, и сказал ему:

            – Не тронь их, не тронь, это «божьи люди».

            – Вы божьи люди?..

            – Да, мы все люди, вот к/хрестьяне, сударчить бы по вашему надо-ть…

            – Пойдем-пойдем, – заговорил старик, ухватив за рукав младшего, а когда я удержал этого, старик опять побежал. Торопов схватил его за висок и опять ударил по затылку. Я далек от таких мер, но эти люди были столь подозрительны, что я не препятствовал Торопову. Один из них, именно младший, жмурился, называл себя слепым, но глаза его открывались, когда он, видимо сердился… И долго, и весьма последовательно толковал о том, что «надо-быть сударчить по вашему (т. е. называть сударем), ну-да нельзя по к/християнски, все мы братцы, по к/християнски, – и государь какой и царь какой – все по к/християнски братцы. И ты братец…» И он, без церемоний, брал меня за левый лацкан пальто, подерживал и величал «братцем» – и оба шапки не ломали!.. (Чистое масонство: Dans les sociétés des vrais maçons tous les cœurs sont sincères, malgré les rangs, les dignités, tous les homes sont frères[2]. – прим. автора).

            Все это невольно обращало внимание, все это отзывалось сильною ересью, сильною оппозициею монархизму и поставленным от него властям… Я однако сохранил хладнокровие, калякал с ними и отпустил их, спросивши только об именах: младший Григорий Михайлов, а старик отец его Михайло, крестьяне г. Аргуна из Подосиновки. Когда я отпустил их, они поворотили на гумна, но когда я пошел за ними, они опять воротились в деревню и стали христарадничать под окнами.

            Весьма замечательно, что, прибывши в деревню Климову я нашел еще двух старух, также нищих, также назвавшихся подосиновскими и также назвавших меня «братцем» – а на замечание мое, что я им не братец, сказавших: «Надо бы «сударковать» да к/христьянски и ты нам братец!..» Как же это не ересь?.. Не секта?..

            Как это не секта, когда и в сельце Горлове столкнулся я с нищим, который также и по той же причине назвал меня «братцем»?..

            Одна старуха назвала себя подосиновскою, а другая «нездешнею»… «Просто бродяги, В. Вбл., прикажите их взять…» – говорил Торопов, но я согласившись с ним в душе, не решился на то…

______________________

[1] Cладости из Иранского Кашана.

[2] В обществах истинных каменьщиков все сердца искренни, несмотря на чины, достоинства, все дома — братья.