От Скрипицыных поехал я в село Воскресенское на Волге, население которого состоит из одних священно и церковно-служителей. Я остался здесь, что бы осмотреть церковь и получить от священника выписку из метрик а тарантас мой отправился в стоящую рядом деревню Николякино. Церковь не древняя, но образ Св. Дмитрия Углицкого показался мне старинным (впрочем, сознаюсь: я не глубокий знаток иконописанья). Кроме того любопытны мне показались царские врата, резные, изображающие не Благовещение и четырех Евангелистов, как обыкновенно бывает, но Божию Матерь окруженную Апостолами, ожидающих сошествия Св. Духа. Священник никак не мог отыскать ни церковного формуляра, ни метрик, – но достал одни исповедные книги. Я взял их будто для того, чтобы выписать имена деревень, принадлежащих к приходу. Разсматривая их, я удивился огромному числу прихожан, отмеченных не бывшими на исповеди по нерачению… Это бы ничего, но главное в том, что есть «нерачащие» по 17, 15, 12 лет, хотя в течение этого времени они не отлучались из мест жительства!!! Как же этих людей не принять за раскольников?! Как же не видеть в этом слабость священника?! А между тем священник показывает одного раскольника, не признающего Нового Завета!.. Но этого человека нельзя скрыть, он был судим, содержался в остроге и весьма недавно, по положению Комитета гг. Министров оставлен без наказания в месте жительства, под наблюдением благочинного и приходского священника… Об этом еретике – он еретик, а не раскольник – рассказывал мне и Валер. Скрипицын[1], изъявляя при этом досаду и сожаление, что его труды пропали даром. Будучи исправником, Скрипицын подцепил этого молодца, – а его оправдали… «Ну скажите, для чего же Исправники и священники будут ловить и показывать раскольников, когда Комитет Министров и Синод будут освобождать их от наказанья?» – говорил Скрипицын… И, право, в некоторой степени нельзя не согласиться с таким замечанием. Вот и Выжилова оправдали. Не лучше ли, после этого, показывать, что раскольников нет, по крайней мере тогда начальство думает: «Вот бдительный исправник!..» Зачем же все секретные командировки, вроде нашей Экспедиции, и к чему они приведут?..

            Из церкви я пошел в Николякино и увидавши свой тарантас вошел в тот дом. Весьма естественно, что при входе в избу, я взглянул прежде всего в передний угол. Можно ли представить, что я встретил там: образ обороченый лицевою стороною в угол… Такие штуки делают в Казанской и Вятской губернии Чуваши и Черемисы крещеные, но в тайне поклоняющиеся Керемети[2]…

            – Какого святого эта икона? – спросил я кланявшегося мне мужика.

            – Э-эх, В. Вбл., чтó, грех, видно, наш… чтó станешь делать со стариком… ведь родитель… – заговорил мужик, торопясь поставить образ как следует…

            – Да что же это значит?

            – Ну, чтó, Господь знает, чтó сталось с ним, и старостой церковным был 12 лет, ну, вот а теперь не верует ни в Господа, ни в иконы, ни в угодников, – хуже всякого раскольника…

            – Он просто сумашедший, – сказал я и думаю так.

            – Нет, В. Вбл., какой сумашедший… не сумашедший… так, озорник, все супротив делает: к заутрене в колокол – он говорит: давай обедать! Воскресенье – он затопит баню, станешь молиться – он станет ругаться… ну, иногда и молвишь чтó, да и заплачет, – ведь родитель…

            С напряженным любопытством слушал я этот рассказ. Квартира моя была именно в доме Степана Николаева, о котором говорил мне Скрипицын и священник. Этот сумазброд, к счастию не пользуется ничьим уважением за свою ленивую жизнь, при том не совсем трезвую и нравственную. В списках он показывается «духоборцем». Я не разговаривал с ним, но слушал вечером жаркое прение его с Тороповым. Суждения его глупы, но в них видно знакомство с какою-то школою. Он безграмотен и не открыл имени того, от кого он заимствовал свои идеи. Но трудно представить, чтобы простой мужик самостоятельным мышлением, достиг до отрицания догматов христианства и создал себе веру в «духа, который живет в человеке, в каждом скоте!.. » Это слишком философично и потому-то, может быть, не находит себе сочувствия в других, хотя Степан Николаев проповедует не скрывая.

            31 июля д. Савинская. Раскольничья.

            Утром 30-го июля я завел разговор с Тороповым о хозяине, а от него перешли мы вообще к раскольникам… ведь это так естественно. «Что, В. Вбл, – говорил Торопов – ведь настоящих раскольников из простого народа мало, это шалуны: замотает иной, заленится, – ну и пойдет к Выжилову в Углич, аль в Романов к кому из богачей, да и бряк: дескать, я раскольник, – ну, а те и дают деньги, только не ходи в церковь, не исповедуйся, не приобщайся… Вот у нас в Земском суде был разсыльный, взял на эту штуку с раскольников 2000 рублей, иду дескать, в раскольничью веру, а как получил деньги – и наплевал… Ну, разумецца, привыкают после и эти к раскольничей вере, потому что от купцов получают деньгу, а те, у! Сильно награждают…»

            Из Николякина поехал я по другим деревням Воскресенско-Волжского прихода, заметил кресты в деревнях Шубине, Налуцком, Горках, Кокаеве, – все эти деревни Государственные. Замечательно, что все государственные деревни здешнего уезда принадлежали некогда монастырям Кирилло-Белозерскому, Яковлевскому Ростовскому, Троице-Сергиевой Лавре и прочим, отличавшимся на поприще распространения христианства и поддержания православия.

            Травин принудил меня и в этот день заехать в село Алтесково, владетель которого г. Скрипицын, племянник прежнего, встретился мне в поле, в белой блузе, в тиковых штанишках. И здесь я просидел очень долго, впрочем собеседник был не скучен, а день был такой жаркий, какого не было во все лето, следовательно я даже был доволен этою остановкою, во время которой я мог наслаждаться отличною сигарою, свежими, прямо с дерева персиками, малиной со сливками, свеженьким нумером Revue Étrangère[3], прекрасным видом Волги и стоящего за нею Углича. Хозяин показывал мне свою собачью статистику… Все собаки расписаны и описаны с такими подразделениями и в такой строго-учетной форме, что я неволей подумал: что же после этого, наши статистические описания уездов!?..

______________

[1] Валериан Михайлович Скрипицын.

^[2] Божество черемисов и чувашей, начало всякого зла.

[3] Журнал «Revue Étrangère» («Иностранный журнал»), предпринятый в 1832 г. придворными книгопродавцами Беллизаром и Дюфуром. Их предприятие было поставлено на прочную основу, журнал печатал французские литературные новинки, иногда даже раньше, чем они появлялись в Париже, и выходил больше тридцати лет, до 1864 г. [Заборов П. Р. К истории журнала «Revue Étrangère» // Французы в научной и интеллектуальной жизни России XIX века. — М., 2013. — С. 114–121.] (отсюда)