ВЪ ЯРОСЛАВСКОЙ ГУБЕРНИИ. Ч. II

               Кто не слыхалъ о селе Великомъ? Кто не знаетъ, что это селение, наравне съ Павловымъ, Ворсмой, Дедновымъ и немногими другими, принадлежитъ къ самымъ обширнымъ, населеннымъ и богатымъ селениямъ Великороссии, селениямъ, изъ которыхъ постепенно развиваются такие промышленные города, какъ Иваново-Вознесенскъ? Неполныхъ 40 верстъ отдвляютъ Великое отъ Бурмакина. Трехчасовой переездъ перенесъ меня въ условия жизни, бытъ, нравы крестьянъ, резко отличные отъ обстановки бурмакинскихъ кустарей. Уже издали Великое, съ его каменными домами и макушками четырехъ белыхъ церквей, представляется городомъ. Одна главная улица, съ небольшими поперечными переулками, тянется версты на 2 черезъ все селение. По окраинамъ едва поднимаются изъ земли трехъоконныя избушки, окутанныя соломой для защиты отъ суровой зимы. Но чемъ ближе къ средине села, темъ выше и стройнее выступаютъ красныя, зеленыя, белыя и желтыя каменныя здания съ железными кровлями. Удовлетворяя мою любознательность, ямщикъ называетъ домовладъльцевъ. «Здесь живетъ К., имеетъ белильное заведение; тутъ вотъ—В., держитъ контору для раздачи пряжи; тотъ домъ выстроилъ Д., сапожникъ; а этотъ домъ, съ 18 окнами по лицевой сторонъ, принадлежит М., торговцу льномъ. Возница мой насчиталъ десятка два именъ, и каждый изъ названныхъ крестьянъ-великоселовъ торгуетъ или занимается какимъ-нибудь некрестьянскимъ промысломъ. Вотъ и площадь съ своими рядами, не уступающими гостинымъ дворамъ во многихъ уъздныхъ городахъ. На краю площади скромно стоятъ старые деревянные ряды, а по срединъ вытянулись въ прямую линию красные каменные. Во всехъ рядахъ помещается более 200 лавокъ. Разъ въ неделю, въ базарный день, настежь отворяются двери всехъ этихъ лавокъ; 4—5 торгуютъ обувью, съ десятокъ — краснымъ товаромъ, съ полдесятка—мяснымъ; торговцы льномъ занимаютъ несколько десятковъ. Но и помимо базарныхъ дней, вы насчитаете более 30 постоянно торгующихъ лавокъ, и въ числе ихъ одна торгуетъ книгами, картинами и письменными принадлежностями. Книжная торговля въ русской деревне! — по истине, есть чемъ заинтересоваться жителю города. За площадью большой прудъ, а на той стороне пруда, на холме гордо высится сельское училище, приютившее въ своихъ объятияхъ более 200 мальчиковъ; наискось отъ него — скромная женская школа съ 70 учащимися девочками.

               Первымъ делом по приезде моемъ въ Великое было посетить волостное правление и показать сельскому начальству мой открытый листъ. Просторная, чисто выбеленная комната присутствий была полна народомъ. За длиннымъ, крытымъ краснымъ сукномъ столомъ сиделъ волостной старшина, подзывалъ по очереди присутствующихъ и делалъ отметки въ шнуровой книге. Старшина этотъ — представитель особаго типа, который почти неизвестенъ нашему деревенскому населению. Это — крестьянинъ въ немецкомъ платье, белой рубашке съ накрахмаленными рукавами и воротничкомъ, съ зачесанными назадъ волосами. И белыя руки, и четкость почерка, и обороты речи сразу выдаютъ его: по общественному положению, онъ—поселянинъ, но видно, что онъ давно не владелъ сохой или косой, давно изменилъ земледелию, давно выработалъ изъ себя торговаго человека.

               Я селъ въ кресле у стола. Чинно подходили мужчины и бабы и расписывались въ книге въ получении квитанции. Оказалось, что все присутствующие, пользуясь последними до истечения срока днями, перестраховывали строения. Меня живо интересовала вся эта обстановка, мало соответствующая деревне и сельскому быту. Женщины въ шубкахъ, крытыхъ сукномъ или манчестеромъ, съ шерстяными платками на головахъ, мужчины въ суконныхъ овчинныхъ шубахъ, кресла съ кожаными сиденьями, лампа съ матовымъ колпакомъ на столе, золотые очки и бойко пишущая рука старшины переносили изъ волостного правления въ присутственное место какого-нибудь уезднаго города. «Много ли крестиковъ въ книге?» спросилъ я себя. Десятка три мужчинъ и женщинъ расписались при мнъ, и ни одинъ изъ этихъ трехъ десятковъ не поставилъ всемъ известныхъ нетвердыхъ крестиковъ неграматнаго человъка: все, хорошо или худо, подписывали свои имя и фамилию.

               И въ Великомъ, какъ во всехъ великорусскихъ селенияхъ, вы найдете все признаки, отличающие русскую деревню: вы найдете здесь и волостное правление, и сельскихъ старость, и миръ со всеми общинными распорядками; но все это — одна форма, лишенная содержания: Великое давно перестало быть деревней. При 4 500 душъ обоего пола, Великое имъетъ только 1 500 десятинъ земли, такъ что душевой наделъ не достигаетъ ¾ десятины. Старожилы не запомнятъ времени, когда бы великоселъ былъ кореннымъ крестьяниномъ; еще задолго до упразднения крепостного права великоселы развили въ себе промышленный духъ, стали переходить отъ земледелия къ торговле и ремесламъ. Население возрастало, а земельная площадь не увеличивалась. Получивъ въ наделъ только по ¾  десятины, великоселы решили, что хозяйничать не на чемъ, махнули на землю рукой и стали сельскими мещанами. Теперь изъ всего числа домохозяевъ (до 700) только 10—15 обрабатывают землю; большинство же не умеетъ владеть сохой, ни даже косой. Эти 10— 15 домохозяевъ и некоторые крестьяне ближайшихъ къ Великому селений арендуютъ у великоселовъ всю общественную землю, съ платою 1 р. за десятину пашни. Низкому уровню хлебопашества вполне соответствуетъ и положение скотоводства: едва на 3 двора приходится 1 корова и 1 лошадь.

               Великоселъ утратилъ обликъ крестьянина. Побуждаемый необходимостью, онъ пустился въ область обработывающей промышленности, и какихъ только промысловъ ни перенесъ онъ въ свою деревню. Здесь вы найдете и ткачество полотна, дающее заработки 2—300 женщинамъ; есть здесь и сапожный мастерския, снабжающия обувью весь ярославский гостиный дворъ; есть здесь и два десятка кузницъ, изготовляющихъ петли для дверей и оконъ; есть рукавичники, картузники, трепальщики льна, сновальщики, белильщики и т. д. Каждый дворъ имеетъ хотя одинъ промыселъ, а многие занимаются въ течении года несколькими промыслами поочередно, и въ каждый изъ нихъ вносятъ одинаковую сметливость и уменье. Кроме этихъ производствъ, поставляющихъ на рынокъ осязательныя ценности, пара сотенъ великоселовъ занимается «маклачествомъ» или «маячествомъ». Маклачество—особый видъ торговаго посредничества. Если смотреть на торговлю, какъ на правильную, планомерную передачу ценностей изъ однехъ рукъ въ другия, то не легко провести пограничную черту между маклачествомъ и мошенничествомъ. Великое кишитъ мелкими торговцами; они торгуютъ хлебомъ, дровами, полотномъ, а главнымъ образомъ, льномъ. Торгашъ не отличается по достатку отъ соседей: ему нужна только лошадь. Онъ запрягаетъ ее и объезжаетъ базары окрестныхъ селений; въ одномъ скупаетъ онъ товары, въ другомъ—продаетъ. Оборачивая двумя-тремя десятками рублей, онъ получаетъ маленький барышъ отъ торговли и кормит семью свою. Две-три невыгодные купли-продажи — и онъ переходит отъ торговли къ маклачеству. Денегъ нетъ, лошади нет, нет и охоты перейти отъ легкаго занятия торговлей къ утомительной ручной работе, а кормить жену и детей нужно. И вотъ, бывший торговецъ по прежнему посещаетъ окрестные базары, закидывая удочку преимущественно на крестьянъ, продающихъ ленъ. Въ Великомъ есть несколько крестьянъ, ведущихъ оптовую торговлю льномъ; они скупаютъ ленъ у мужичковъ по мелочамъ, треплятъ его и отправляютъ чрезъ петербургския конторы за границу. Маклакъ и втирается между торговцомъ и мужичкомъ. Привозит крестьянинъ ленъ на базаръ и не успеваетъ выпрячь лошадь, какъ подбегаетъ маякъ.—Почемъ продаешь? спрашиваетъ онъ мужика.—Пять рублей за пудъ.—Бери безъ пятака пять и коня не выпрягай: сейчасъ найду купца. Не успеет неповоротливый продавецъ ответить, не успеет разинуть ротъ, какъ маклакъ хватаетъ съ воза пукъ льна и опрометью бежитъ показать его торговцу, сидящему въ трактире за чаемъ. — Каковъ лёнецъ, Петръ Сидорычъ, кричитъ ему маякъ; только съ гривной по пяти. Тузъ торгуется, даетъ пять, маклакъ выторговываетъ у мужика пятакъ и ведетъ продавца къ покупателю. Разсчетъ конченъ, и маклакъ нажилъ отъ посредничества 5—10 коп. съ пуда. Недоволенъ мужикъ, что пришлось уступить маяку рубль-полтора съ привезеннаго товара, а делать нечего: слишкомъ онъ тяжелъ, неуклюжъ, чтобы угнаться за маякомъ, опытнымъ во всехъ торговыхъ манипуляцияхъ. Базарная торговля льномъ — лучшее поприще для маклаковъ—длится отъ сентября до первыхъ недель великаго поста. Успеетъ маклакъ заработать въ эти 5—6 месяцевъ столько, чтобы прокормить семью—онъ доволенъ: остальные полгода онъ проводит безъ дела. Если заработокъ недостаточенъ, онъ старается пополнить его изъ другихъ источниковъ, а главнымъ источникомъ служитъ Волга. Наступаетъ весна, движутся по волжскимъ водамъ барки, плоты, и мноие маклаки съ крепкими мышцами находятъ себе работу на пристаняхъ при выгрузке и нагрузке товаровъ. Маклачество, давая легкую наживу великоселамъ, выработываетъ еще одинъ типъ, типъ человека беспечнаго, спешащаго воспользоваться настоящимъ. Зимнее полугодие маклакъ безъ устали бегаетъ по базарамъ, покупаетъ, продаетъ, посредничаетъ. Онъ не жалеетъ трудовъ, предвкушая всю прелесть полнаго, ничемъ не нарушаемаго отдыха. Если зима прошла удачно, семья обеспечена на целый годъ и въ кармане осталось 70—80 рублей, то маклакъ предается летомъ полному отдохновению. Онъ сидитъ дома, не ищетъ заработковъ и знаетъ изъ своей избы только одну дорогу, дорогу въ трактиръ. Трактиръ такъ заманчивъ, что стоило не жалеть трудовъ и пота зимой для непрерывнаго наслаждения летомъ: съ ранняго утра идетъ маклакъ въ трактиръ, встречаетъ тамъ собратий по ремеслу и коротаетъ съ ними время въ беседъ за водкой и чаемъ.

               Променявъ земледелие на городские промыслы, Великое утратило и многия другия черты, отличающия жизнь поселянина. Здесь нет той медленности, неподвижности, преданности старине, доверчивости, которыя встречаешь въ коренной деревне. Великоселъ чаще сталкивается съ городомъ, а потому и скорее переносить къ себе привычки горожанина. Напрасно было бы искать здесь великорусский крестьянский нарядъ: одежда жителей обоего пола заметно переходить къ немецкому покрою. Напрасно было бы искать здесь веретена хозяйки-пряхи: домашнее производство уступило место купле-продаже. Крестьянки не шьютъ себе платьевъ, а часто даже и рубахъ. Образовался особый класс швей, имеющихъ швейныя машины и принимающихъ заказы отъ крестьянокъ Великаго.

               Эта подвижность по отношении къ внешней обстановке жизни сопровождается и заметнымъ стремлениемъ къ просвещению. Уже более 50 летъ тому назадъ, владельцы Великаго заботились объ образовании своихъ крепостныхъ. Школа, устроенная помещикомъ въ 20-хъ годахъ, расширяясь все более и более, перешла въ двуклассное училище. Граматность настолько развита, что изъ мужчинъ не более 10% не умеютъ читать и писать; изъ женщинъ граматныхъ более трети, что является редкимъ примеромъ въ нашемъ отечестве. Учащиеся мальчики составляютъ 10% всего мужского населения, отношение весьма благоприятное, более близкое къ положению дела въ западной Европе, чемъ въ русскихъ деревняхъ. Стремление великосела къ просвещению вполне понятно. Онъ знаетъ, что детямъ его не суждено заниматься хлебопашествомъ, где граматность почти не находит применения; онъ знаетъ, что они будутъ людьми ремесленными или торговыми, а въ ремесле и, особенно, торговле, уменье читать, писать и считать всегда служит на пользу человеку. Это соображение поддерживается побуждениемъ чувства долга: «если меня научили грамате, говорит великоселъ, то и мне следуетъ подгонять ребятъ къ ученью». Наконецъ, малочисленность въ Великомъ заведений, применяющихъ рабочую силу детей, также оказываетъ благоприятное влияние: отцовъ не соблазняетъ возможность отдать ребенка на заработки въ самом раннемъ возрасте, и дети посещаютъ школу.

               Я зашелъ въ училище. Внешность его производит хорошее впечатление. Классныя комнаты просторны, светлы и чисты; стены увешаны картинами и разными другими пособиями для нагляднаго обучения; у каждаго мальчика были под рукой два-три учебника. Учитель любезно предложилъ мне проэкзаменовать детей. Я задалъ довольно трудную задачу изъ десятичныхъ дробей. Мальчикъ летъ 12 подошелъ къ доске, анализировалъ задачу и решилъ ее быстро и безошибочно. Чтение и разборъ прочитаннаго по частямъ речи и предложения оказались вполне удовлетворительными. Наконецъ, я получилъ ответы на вопросы по русской географии и истории. Удачные ответы учениковъ, педагогические приемы учителя, вся школьная обстановка переносили меня въ места, далекия отъ села Великаго. Я вспоминалъ о посещенныхъ мною немецкихъ и швейцарскихъ школахъ, вспоминалъ ответы учениковъ… Я сравнивалъ и приходилъ къ заключению, что великосельское училище отнюдь не можетъ быть поставлено ниже школъ, виденныхъ мною въ Германии и Швейцарии. Каждое слово учителя выдавало человека, вполне знакомаго съ своимъ деломъ. Ответы учениковъ говорили, что мальчики сознательно относятся къ пройденному. Видно, что сведения, сообщенныя этой школой, послужатъ на пользу ея питомцамъ.

               Но эта замена сельскаго городскимъ сопровождается и многими ухудшениями въ жизни села Великаго. Великоселъ забросилъ землю, разучился владеть орудиями хлебопашца. И онъ не жалеет объ этомъ; мало того: онъ стыдится занятия своихъ предковъ. Онъ называетъ себя «великоселомъ», противопоставляя мужику, жителю окрестныхъ селений. Подъ «мужикомъ» разумеетъ онъ крестьянина коренной земледельческой деревни; съ именемъ «мужика» у него связано представление о человеке серомъ, косномъ, неповоротливомъ, незнакомымъ съ теми утонченными потребностями, которыхъ вкусилъ онъ, великоселъ. Желая казаться купцомъ или ремесленникомъ, онъ гнушается всякимъ земледельческимъ занятиемъ. При домахъ многихъ зажиточныхъ великоселовъ есть сады, но хозяева считаютъ для себя унизительнымъ сажать деревья, копать ямы, полоть; они или прибегаютъ къ наемному труду для этихъ работъ, или запускаютъ свои сады и огороды. Въ немалое смущение приводить ихъ видъ учителя («человека образованнаго»), копающая гряды.

               Отчуждение отъ земледелия съ его интересами ослабило связь между домохозяевами Великаго. Тесная связь и, какъ следствие ея, доверие между членами миpa поддерживается общинной землей и теми многочисленными интересами, которые она возбуждаетъ въ каждомъ домохозяине. Соседство жилищъ, соседство работъ вызываютъ въ каждомъ сознание многочисленныхъ обязанностей по отношению ко всемъ членамъ миpa. Загляните въ земледельческую деревню во время «сыровоза», т. е. вывоза въ поле удобрения. Нужно вывезти Ивану; стоить ему мигнуть, и вотъ подъезжаютъ съ тележками Петръ, Василий, Андрей, дружно работаютъ вилами, взваливаютъ навозъ на тележки и раскладываютъ его кучами на полосахъ Ивана. Посмотрите на деревню въ разные моменты ея жизни, и вы подметите готовность, съ которой каждый помогает соседямъ въ работе. Близость, вытекающая изъ частыхъ столкновений, располагает односельчанъ къ взаимному доверию. Лучшимъ выражениемъ этого доверия служить отсутствие письменныхъ актовъ въ сдълкахъ между крестьянами. Нужно крестьянину отдать сына въ ученики къ местному кустарнику, и словесный уговоръ въ немного минутъ заканчивает сделку. «Возьми моего сына на столько-то летъ, дай ему столько-то «надживы», учи его», говорит отецъ. Контрагент соглашается, ударяютъ по рукамъ, и верное «соседское» слово считается лучшимъ ручательствомъ точнаго выполнения условия. Нужны крестьянину пара рублей, мешокъ муки и. т. п., и онъ занимает у соседа, на словахъ обещая возвратить ссуду въ определенный срокъ. Даже деревенские ростовщики, ссужающие односельчанъ изъ 1% въ неделю, часто не требуютъ письменнаго акта.

               Не то находимъ мы въ селе Великомъ. Ослабление связи, совместно съ развитиемъ торговыхъ оборотовъ и маклачества, умалило взаимное доверие. Слово не считается достаточнымъ ручательствомъ; требуется росписка. При незначительной ценности ссуды натурой или деньгами, ссужающий довольствуется простой домашней роспиской; если ценность составляетъ полтора, два десятка рублей, то прибегаютъ къ посредничеству волостного правления. «Книга сделокъ и договоровъ» въ волостномъ правлении изобилует условиями о найме взрослыхъ и малолетнихъ на работы.

               Измена земледельческому быту отражается и на семье. Большие еженедельные базары въ самомъ Великомъ, частое посещениe великоселами Ярославля и Ростова, непрерывныя странствия многихъ мужьевъ по деревенскимъ ярмаркамъ, а главное, значительный досугъ и развитая трактирная жизнь умаляютъ крепость семейныхъ связей. Молодыя женщины, не видя мужьевъ по целымъ неделямъ, благосклонно выслушиваютъ любезности местныхъ щеголей, усвоившихъ все приемы городскихъ ремесленниковъ или приказчиковъ, и завязываютъ весьма интимныя отношения. Девушки, посещая Ярославль съ ягодами, прюбретаютъ тамъ знакомства, плодами которыхъ часто бываютъ сифилисъ и незаконнорожденныя дети. Къ тому же располагаютъ и сельския вечеринки, привлекающая къ себе местныхъ и пришлыхъ молодыхъ людей обоего пола. Гулянки, длясь далеко за полночь, содействуютъ установлению между парнями и девушками самыхъ тесныхъ отношений.

               Весь складъ жизни отражается на состоянии здоровья населения. Неправильное распределение времени между трудомъ и досугомъ у однихъ, сидячая жизнь ремесленника, не прерываемая летомъ укрепляющими тело земледельческими работами у другихъ, частое посещение трактира отзываются на здоровье жителей Великаго. Отъезжайте 3—4 версты и вы найдете въ земледельческихъ деревняхъ население и выше ростомъ, и крепче. Сифилисъ внедряется все въ большее число семей и вносить свой крупный вкладъ въ рядъ неблагощиятныхъ для здоровья условий. Наконецъ, есть еще одна характерная особенность быта. Великоселы любятъ мыться и париться; каждый зажиточный дворъ имъетъ свою баню. Когда всъ члены семьи вымылись (а это бываетъ каждую субботту), хозяйка стираетъ белье и идетъ полоскать его на прудъ; отъ этого ея не удерживаютъ и трескучиe морозы. Переходъ изъ температуры бани на стужу часто вызываете болезни легкихъ, и отъ чахотки ежегодно умираетъ 25—30 женщинъ.