8 Июля. Ночь.Село Маслово (Ведомства Государственных Имуществ)

            Являлся пьяный писарь и немного трезвее его староста: я прогнал обоих и завел речь с хозяином.

            – Что ты, любезный, таким городским смотришь?..

            – Да что, сударь, восемь лет в Петербурге выжил, только полтора года здесь, сына вздумал женить…

            – А что ты делал в Питере?

            – Да известно, в нашем околодке все народ чернорабочий: кучера да дворники, и я был дворником у генерала Дружинина во 2-й линии Среднего проспекта.

            – Знаешь дом Савельевых?..

            – Помилуйте-съ, барыня то (т.е. она-съ купчиха) торговала у генерала Дружинина дом для барышни, чтó умерла-то, а барышня-то была-съ, братцы ея в двор не вышли-съ, да их я не таково знаю, а сама барынь-то настоящая… да за небольшим дело-то разошлось у них с генералом Дружининым, он, знаете, уезжал на вовсе в Москву и продавал дом…

            И долго он толковал с наслаждением о Питере, о газовом освещении Благовещенского моста, о Савельевых (в особенности «о барыне» – т. е. о матери)… И ей-Богу как-то приятно было слушать, потому что Петербург, хоть и мало знакомый мир, был роднее нежели Ярославская губерния, а Савельевы – о милый Цан! Где ты? Так ли ты «бат-т-тюшка мой!» Хвастаешься знанием немецкого языка и текстами из пророка Михея?.. Право Савельевы как-то особенно нравятся мне: не смотря на Петербургское происхождение (зачатие?) свое они радушны провинциально-московски…

            Но Торопов смотрел «своим одним» («Не повезло и отцу родномý, только своему одному» его поговорка), смотрит, чтобы предложить мне свои услуги к снятию сапогов и проч. и пожеланию покойной ночи, приятного сна…

            А и пора, завтра Масловцы, по моему разрешению, разбудят меня, как пойдут на покосы.

            9-е июля. Село Воскресенское в Кадке

            (бывшее Сухово-Кобылина, откупившееся).

            Прежде всего заметка: неправильно пишут «на Кадке», есть речка Кадка, а села расположены на берегах её или вблизи её называются «в Кадке» – потому что вся долина около этой реки именуется «кадкою» и названа так за плодородие свое…

            Продолжаю рассказ свой о скопцах и раскольниках.

            9-го июля на ночь приехал я в д. Кустово и кое как добился квартиры. Засел я калякать с каким-то стариком, отцом хозяина. Он сказал, что сынок его вечером отправился в Карпово… Это слово заставило меня встрепенуться. (Вот что значит напуганая ворона боится куста, или вернее: больной желтухою все видит в желтом цвете). И так я навострил ухо в ожидании: вот, мол, сей-час открою что-нибудь, – и спросил:

            – А зачем это он, глядя на ночь, пошел в Карпово?

            – Да должишко есть за мужичком, а днем-то, знать, работа, некогда. А позволь тебя спросить: ты мышкинский? – и потом начал меня расспрашивать о родне моей, о том, другом, третьем. Сын его явился вскоре и принялся было угощать меня грецкими и волошскими орехами.

            Утром 6-го июля я, по показаниям Муранова. Сделал отметки о числе наличных жителей деревни. Хотелось мне видеть Василия Афанасьева, действительного скопца, но он не являлся, а позвать его нарочно мне не хотелось, чтобы не подать подозрений. Этот Афанасьев, освобожденный от ссылки и наказанья, потому что оскопился прежде 1820 года, и отданный на попеченье и увещение приходского священника и благочинного, продолжает открыто следовать учению скопцов. Так говорит священник, которому доносили об этом домашние Афанасьева. С ним в постоянных и близких сношениях Пантелеев и Филимонов… Чего ожидать от такого триумвирата? По уверению священника все близкие Филимонову последователи его, – и от того он опасен еще более худшего…

            Что касается до хозяина дома, где я стоял, то, кажется, он придерживается старины но не такой закоренелой безпоповщины, которая сношениями с православными боится осквернить себя: напротив, поставив себе самовар и усевшись за него с женою и дочерью, он «осмелился беспокоить чашечкой» и меня.

            Проехавши деревни Нефедову, Хохли и Иванову (из которых первая показалась мне также зараженною тою болезнею, которую исследует наша экспедиция) я прибыл в д. Карпово.

            Собрались мужички. Я объяснил им цель своего прибытия и что бы точнее растолковать то чтó нужно подходил к каждому, всматриваясь в их лица. Удивил меня один мужик: угрюмый, молчаливый, он отделился от всех, стал в угол и все смотрел на меня, он был бледен, будто в лихорадке…

            Когда мужички поняли мои желания и когда началось подворное перечисление наличных жителей мужеского и женского пола, я нарочно велел называть дворы по именам хозяев, чтобы увидеть, кто из предстоящих Гаврила Пантелеев и Иван Филимонов. Однако мера эта не удалась: мужики кого именовали просто Иван, кого дядя Антип, кого Андрей Михайлов, а кого Никешка и т.п., и таким образом шли по порядку домов. Вдруг я слышу «Лазарь Комар».

            – Это что такое? – Спросил я: прозвище такое?

            – Точно так, Ваше Вб., да у нас есть еще и Муха…

            – Отвечал сам Лазарь Комар, балагур первого сорта.

            – Вот как, – заметил я – и комары и мухи есть, а нет-ли в вас блох? –прибавил я смеясь, намекая на заданную идею.

            – Как-же-съ, ести, ести, – ответил Комар.

            – Так надобно попугать их, – сказал я.

            – Как вашей милости угодно-съ, – отвечал Комар, и потом обратился к одному мужику:

            – так что ли Иван Филимоныч?.. Их Благородие говорят блох надобно попугать…

            – Что-о? – Вытянул Иван Филимонов каким-то хриплым голосом. Я посмотрел на мужика: он был лет шестидесяти, скаредно-сморщенный, на левой стороне шеи явственны были какие-то шрамы или морщины.

            – Что-о? – Повторил он.

            – Да вот, – сказал Лазарь, – дошло до тебя: скажи, сколько у тебя дома мужеска и женска полку (NB. Всегда так вместо «пола»)… – прочие засмеялись, Иван Филимонов сказал:

            – Скажи-и сам, ты знаешь…

            Так вот он, Иван-то Филимонов, страшивший приходского священника, думал я, а этот угрюмый молчальник не Гаврило-ли Пантелеев?.. И должно полагать, что это был он. Лазарь пересчитывая всех не помянул имени Гаврилы Пантелеева, а молчальник только однажды прервал счет Лазаря, сказавши: «У меня одна мужеска и две женска»… таким образом только на этом основании признаю я этого человека Гаврилою Пантелеевым.

________________