13-е июля. Утро. Мышкин.

            Когда я рассматривал и списывал надписи, ко мне подошел высокий благообразный священник в бирюзовой рясе, он прихрамывал – левая нога обута была в валенок… Он сказал мне, что эти надписи были сняты им и представлены в Консисторию. Он предложил мне осмотреть церковь, построение которой относится ко второй половине прошлого столетия. Что тут существовала церковь и в XVII веке, доказательством служат описываемые надгробные камни, также минея служебная пожертвованная стольником Свечиным и старинный иконостас, впрочем письма полу-итальянского. На паперти на стене висит деревянный крест, аршина в полтора величиною с грубо-вырезанным распятием Христовым: без сомнения и этот крест остаток прежней церкви. Священник показал мне, как особенную достопримечательность, несколько образов и серебряные ризы на местныя иконы, приклад крестьянина г. Сухово-Кобылина Тимофея Керника. Этот случай был поводом к разговору о благочестии нынешних прихожан.

            – Так ли усердны крестьяне ныне? – спросил я.

             Этого нельзя сказать, – отвечал священник, – но грех упрекнуть их в умышленной холодности: они посещают церковь, но только в праздники и преимущественно зимою, потому что летом дорожат каждым часом и спешат работать, не делают богатых вкладов от того, что не столь богаты как Керник. По крайней мере в приходе своем я не заметил отступлений от православия, а это лучшая жертва Богу… – священник говорил очень умно. По выходе из церкви он пригласил меня к себе и угощал вареньем из поляники или куманицы[1], предлагал изловить карасей для обеда, но я отказался, потому что у меня готовы были лошади.

            Когда поехали из села, Торопов и извощик все толковали про попа, что ни разу в жизни не видали его пьяным…

            Часу в 4-м пополудни приехал я к дому Благочинного. Попадья сказала, что его нет дома, но кажется она обманывала, потому что убедительно просила подождать: вероятно, он спал. Раздосадованный на то, что напрасно сделал я лишних десять верст, я поехал на село Воскресенское-на-Кадке. По дороге осмотрел я кладбище при Покровской церкви: памятников старее 1809 года не нашел. В сельце Ковелине купца и мещан принял я за староверов, судя по их суровым физиономиям и особому покрою сюртуков. Деревня Голицына (Голичино), стоящая рядом, тоже, по видимому, имеет раскольников. Свою догадку подтверждаю я тем, что эти деревни стоят на дороге в раскольничий Некоус и состоят в частых сношениях с этим селом.

            С Галичина поворотили мы на Воскресенское и в виду его церкви кружили между болот, ям и полей часа три: видит глаз да зуб неймет. Остатки огромнейших пней показывали, что эти болота когда-то были в лесах: теперь голо, пусто. Удивительно как беден Мышкинский уезд живописными видами! Пропасть воды, но нет ни одной речки достойной названья речки, только одна Сутка в некоторых местах, особенно к устью, похожа на речку и по воде и по берегам. Нет ни одного порядочного возвышения – все плоско и изрыто ямами, в которых держится вода, лес встречается редко и незавидный, почва – глина… И все-таки Мышкинский уезд самый земледельческий и самый плодородный в Ярославской губернии. Выходцев в Питер бывает из него менее, нежели из других уездов: крестьяне занимаются только хлебопашеством, выгодно сбывают хлеб в Мышкине, который зовут «золотым городком» и не думают о других промыслах. Только в тех деревнях, которые ближе к Волге являются какие-нибудь особые промыслы: делание горшков, плотничество, строение барок и т.п.

            Наконец мы прибыли в с. Воскресенское. Местоположение его, при всей обнаженности, могло бы показаться приятным и возбудить в душе что-нибудь идиллическо-элегическое, если бы не неудача. Народу нет, только в одной избе нашлась девчонка с ребенком. Торопов вступил с нею в разговор:

            – Дома отец?

            – Нету-тыки…

            – А мать?

            – Нету-тыки.

            – Где же они?

            – В пустыне…

            – Ну, сбегай за ними…

            – Да, а робятко как, да хизно…

            Я пошел в дом священника и здесь тоже получил в ответ: «Нету-тка его, уехал праздновать Казанскую…» Я стал бродить по кладбищу и между камнями нашел три старинных с следующими надписями: 1, «Лета 7142 преставился раб божий Кирила Иванов сын Нилов» 2, «Лета 7.52 (7052 или 7152?) октября в 1 д. преставился раб божий Федор Евстафьев…» 3, «Лета 7… февраля в 15 день преставился раб божий Григорий Игнатьев» Надписи вырезаны очень искусно, кроме надписей на камнях высечены украшения в виде концентрических кругов и спиралей…

            Село это принадлежало прежде г. Сухово-Кобылину, но лет девять, как оно вместе с другими деревнями откупилось и поступило в ведомство Государственных Имуществ. Барский дом занят бывшим лакеем. Все что-то носит особенный отпечаток. Повторяю, в другую пору, я нашел бы и холмики окружающие село, и тинистую речонку с мостиком, и глохнущий пруд с березами, и крик тысячи галок усаживающихся на ночлег на погосте, и хлопанье пастушьего бича где-то за гумнами, и блеяние овцы, и лучи заходящего солнца просвечивающие сквозь березы, и самое безлюдье, и песню жаворонка – поэтическими, но в эту пору все мне надоедало от того, что время шло по пустякам. Раз сто прошел я деревню, стоял на мостике, пробовал свистать и напевать песню – все не клеилось и только усиливало мою досаду[2]. Наконец то явились два-три мужика, две-три бабы. Началось описание наличного населения, кончилось… началась вновь тоска… пришли крестьяне из других деревень, кончил и с ними, жду лошадей, проходит час, два, три… привели одну лошадь… еще через час другую… потом целый час собирали по дворам где возжу, где седелку, где дугу… и это бывает почти при каждой перемене лошадей. Пробовал я нанять лошадей на месяц: Куда! Приступу нет! Дешевле 60 р. серебром не берет извозчик…

            Почти совсем смерклось, когда мы выехали. Верстах в двух за селом встретили мы странную сцену: кто-то, по-видимому мещанин, выпряг лошадь из телеги, а сам выделывал какие то штуки с дугою… Подъезжаем ближе – это пьяный-препьяный дьячок, пучок его косы торчал в сторону, ситцевая жилетка расстегнута, шапка потеряна или сброшена, глаза выкатились словно у рака, он располагался соснуть в поле… Я велел остановиться.

            – Где ты был? – спросил я.

            – Праздновал… – отвечал он, шатаясь …

            – А поп где?

            – А чорт его знает, празднует он…

            – Пьянствует также, В. Вб., – вмешался Торопов.

            – Хорош молодец! Хорош! – говорил я, глядя на дьячка.

            Тот стал на колени и возгласил:

            – Виноват, Ваше Прево… священство! Виноват Прево… Высоко-прево… священнейший владыко!.. – и принялся плакать и кланяться в землю. И смешно и горько было смотреть на него, я плюнул и велел ехать дальше.

            В деревне Кузьминской я застал хоровод. Кончивши статистические заметки я пошел к хороводу и записал следующую песню, не слыханную мною:

            В кругу ходит парень или девушка, хор поет:

                        Как во том ли хороводе

                        Ходил, гулял я.

                        Ходючи, гуляючи,

                        Сронил венок я,

                        Что сронил венок я

                        С буйной головушки

                        С русыя кудри…

            Венок заменяется платком, ходящий кланяется перед другим парнем, который тоже кланяется и входит в круг.

                        За мной батюшка идет

                        Он веночка не несет,

                        Что веночка не несет,

                        В ручки не дает,

                        В ручки не дает,

                        Поклон воздает. (кланяется)

                        То-то горе-то мое,

                        Кручина-печаль (bis)

                        Сердцу не вначай…

            Вышедший уходит, песня запевается снова, венок роняется перед девушкой, которая входит в круг, потом:

            «За мной матушка идет» и пр. (как выше). Наконец в третий раз венок роняется пред другою девушкою, которая входит в круг, поднимает венок, начинается приплясывание…

                        За мной миленька идет,

                        Веночек несет,

                        Что веночек-то несет,

                        В ручки подает (bis)

                        Поклон воздает (кланяется)

                        То-то радость то моя,

                        Веселье мое!..

                        Ночевать приехал я в деревню Бибяки, где также застал шесть девок поющих какую-то песню, очень похожую по складу и фразам на романс, но они пели ее по хороводному и через пару выплясывали. Страшный северный ветер, некрасивость девок и бедность их костюма, побудили меня поскорее отправиться в отведенную квартиру и улечься спать.

______________________

[1] Из морошки или ежевики.

[2] Кстати: жаворонка слышал я и 11 числа. Слышал я и 16 числа, но после этого уже не слыхал (прим. автора).