А. И. Артемьев
11-го июля рано утром, часов с 5-ти, принялся я за статистические таблицы Ожарова и других окрестных деревень, а кончивши их переехал в село Ивановское-Большое. Здесь не нашел я никого из духовенства и крестьян. Последние однако собрались мало по-малу и часам к 12-ти дня я окончил приход.
Скука, утомление от разъездов и в особенности какая-то боль-не-боль, а напряженное ощущение, беспрерывное колотье в левом боку и какие-то два знака, словно от ужаления каким-нибудь насекомым, беспокояще меня дней десять, (со времени ночеванья у Введенья-Клыково) склонили меня к возвращению в Мышкин, тем более, что и почтовый день был на дворе.
Тот час по приезде я послал в Почтовую контору, откуда и принесли мне два оффициальные пакета и одно частное письмо. При отношении Углицкого Окружного Начальника приложена интересная для меня ведомость о раскольниках между государственными крестьянами.
Вскоре явились ко мне С. С. Орешников (одолживший меня тарантасом) и другой купец Лаврентий Яковлевич Дундуков, оба раскрасневшиеся, оба выпившие. Пристали ко мне с поздравлениями, с поклонами от Насилова, которого видели в Рыбинске, пристали с просьбою угостить меня портером. Я ничего не ел , но волею-неволею должен был уважить их просьбу и распить 2 б. рейнвайну и 4 б. портеру. Удивляюсь и сам себе: конечно это пшик, но все-таки круглым числом выпить две бутылки на тощий желудок, с дороги, человеку утомленному и озабоченному не безделица. Мои собеседники выказали какое-то подозрительное для меня подозревающее любопытство. Они увидали конверт от Углицкого Благочинного, к которому приписаны три прихода Мышкинские, и стали расспрашивать: «Чтó это? Зачем это?» Я со всею откровенностью показал им отношение Благочинного и ведомость об умерших за 10 лет, невинно удержавши заметку, что есть между прихожанами последователи «Выжиловской беспоповщины». Опять также они бросились на меня с вопросами, очень спрашивали: «Зачем я был у Николы в Замошье? Зачем хотелось мне быть в Некоусе?» Я постарался и это объяснить весьма естественно, что было и на самом деле так. Они объявили мне потом, что мое посещение табачных лавок в Рожествене сделало тревогу и что многие явились выправлять свидетельства, в особенности потому что Становой «нажимает» О, Господи! И я чиновник того министерства, где «нажимают!» И пожалуй, Становой скажет (если уже не сказал), что эта «пожамка» нужна для чиновника-ревизора… Другого имени мне не дают…
Однако беседа с Орешниковым и Дундуковым не лишена была интереса. Я в первый раз от роду услыхал, что крестьяне (Дундуковы, как и Орешниковы, с 1829 и 30 годов отпущенники гр. Шереметьева) ведут родословную за 200 лет, что у них есть фамильные вещи таких годов и проч. Дундуков по пальцам высчитав своих предков и их подвиги и вызвался мне показать деревянный ковш, очень хитрый по его словам, хранящийся в их роде уже 172-й год.
Этот переход к древностям дал повод распространить разговор: я сказал, что у меня есть отрывки из церковных книг Хиландарского в Афоне монастыря XII и XIII века, мои купцы пустились хвалить Григоровича-Плаки-Альбова-Барского[1] и Муравьева[2] и довольно-ниже их ставить Норова[3], потом сказали, что в одном месте они покажут святыню, которой лет 600, да еще кубки древние, да еще дескать и Сивцов кое-что имеет тоже. Речи наши касались более духовных предметов и я заметил, что Орешников в особенности уважает образа, на которых око от ока, «не в меру будь сказано», калена стрела, особенно икону Спаса Нерукотворного в соборе Романово-Борисоглебском. Ей-Богу, много любопытного я наслушался, к разговору о чем склонив их более тем, что моя жена, лютеранка, служила молебен в Седьмиозерской пустыни и проч., о чем она писала мне в только что полученном письме.
Вечером заходил я к Городничему и здесь, между прочим, говоря о деле или обязанностях своих, я выслушал следующую фразу: «Да, толкуйте, об вас говорят, что вы так только под видом статистики…» Городничий был немного того-с, и говорил это в присутствии чиновника Соколова, коммандированого из Ярославля на следствие в Мышкин.
12-го июля я отправил оффициальную и частную корреспонденцию и хотел ехать в приход села Поводнева, как С. С. Орешников явился с убедительною просьбою отобедать у него. Было еще рано для обеда, я хотел отделаться завтраком, – не тут то было! Отпустил лошадей. Приходим. Чаепитие. Любопытный рассказ о приезде гр. Д. Н. Шереметьева[4] в Юхотскую волость Углицкого уезда, где крестьяне имеют до 1 мил., где крестьяне (и сам Орешников) владели своими крестьянами купленными на имя помещика. Явился брат Орешникова, Николай. Младший брат, хозяин, во все время с 12-ти до 5-ти вечера ни разу не нюхнул табаку (разве где за углом). Н. Орешников очень начитанный и судя о его начитанности я убеждаюсь в истине суждения В. Х. Минутки. Он читал многое и все серьезное, хотя читал и Пушкина, особенно «Капитанскую дочку» и «Арапа». Старообрядчество в нем просвечивается ярко, однако он со слезами говорил о Петре Великом… Такой любопытный старик, хоть ему, на взгляд, не дашь 68 лет.
Сегодня 13 июля, я остался для встречи образа Югской Божией Матери.
_______________________
[1] Пешеходца Василия Григоровича Барскаго Плаки-Албова уроженца Киевскаго, монаха Антиохийскаго, Путешествие к Святым Местам в Европе, Азии и Африке находящимся. СПб., 1819 г.
[2] Муравьев А. Н. Путешествие ко святым местам в 1830 году. СПб., 1835.
[3] Норов А. С. Путешествие по Святой земле в 1835 году. СПб., 1844.
[4] Граф Дмитрий Николаевич Шереметьев (1803-1871) – камергер, с 1856 г. гофмейстер двора Его Императорского Величества. Будучи одним из крупнейших землевладельцев своего времени большую часть своих доходов тратил на благотворительность.
info@velikoemuseum.ru
Свежие комментарии