За сим приступил я к обозрению вообще всего хозяйства,  наблюдаемого по управлению бумажною фабрикою со всеми принадлежностями, и нашел следующее:

        1) имение князя Гагарина заключается в 1429 душах, из коих, собственно к фабрике принадлежит 464 человека фабрич­ных, кои работы производят с платою, за то положенною, находятся поселенными при самой фабрике и по благосостоянию своему во всем избыточествуют, так что мало таковых поселян в губернии, кои бы могли равняться с ними. Фабричные люди сии найдены мною в совершенном порядке и работы свои усердно и безостановочно производят. Заведение бумажной фабрики находится в самом цветущем состоянии, управление оною при­лагает все меры к усовершенствованию машин и тому подоб­ного, самое же заведение по обширности устроении почитаемо быть может одним из лучших в Империи заведений сего рода. Годовой оборот фабрики простирается более нежели на два миллиона рублей.

        К фабрике сей принадлежит сверх фабричных 965 душ кре­стьян, состоящих на хлебопашестве и пользующихся всеми угодьями, помещику принадлежащими; барской запашки вовсе не имеют, а обязанности их ограничиваются содействовать делу фабричному в привозе леса, нужного для построек, дров для отопки, камня, кирпича и земли для утверждения плотины; употребляются в пильщики и прочие низкие по фабрике ра­боты с платою определенных цен. Как фабрика имеет произ­водство работ в одно зимнее время, то и самые занятия сих кре­стьян собственно по фабрике бывают зимою, а летом ограничиваются оные в укреплении плотины, пилке и подвозке леса, дров и пр. Платеж оброка и приплата за перевозку товаров в 25 к., положенных в пользу крестьян, за пуд действительно су­ществовали, как в показаниях крестьян объяснено.

        Положение, коим как фабрика, так и крестьяне управля­лись, постановлено еще прежним владельцем, коллежским асессором Дмитрием Яковлевым, который в 1821 году продал заведение сие князю Гагарину, и сей новый владелец, никаких перемен не сделав, следовал тем правилам, кои были приняты в основание прежним владельцем.

        Окончив обозрение хозяйственного управления сим имением и заметив остатки духа непокорности в крестьянах, обратив­шихся к повиновению, и в особенности сильное убеждение, что в мае месяце последует им от государя особая милость, я был в необходимости оставить в имении князя Гагарина заседа­теля земской полиции и отряд воинской команды. Сколько ни было нужно оставить сильный отряд воинских людей на месте для назидания дальнейшего порядка, но в сем последнем рас­поряжении я нашел себя в крайнем, затруднении. Батальон внутренней стражи вместо комплектного положения 900 рядо­вых имеет только 455 человек нижних чинов, из числа коих еже­дневно на разные посты выходит до 132 человек, почему, пола­гая три смены необходимыми, в остатке людей совершенно не имеется. Инвалидные команды по старости и дряхлости людей в настоящем случае никакого содействия сделать не могут; два полка: Владимирский из города Ростова и Ярославский из го­рода Углича, вступили в поход в Москву, и посему следова­ло довольствоваться местными, совершенно недостаточными способами. По сим уважениям по сношению моему с батальон­ным командиром на месте оставлено только два обер-офицера и 70 человек рядовых. Ныне дошло до моего сведения, что есть оставшаяся в Ростове некоторая часть фурштатского батальо­на, из которого возможно будет уделить до ста и более человек воинской команды, и как фурштат сей расположен, квартирами от имения князя Гагарина не более 30 верст, а потому сего же числа и отнесся я к командиру фурштата майору Черняку о пе­реводе воинской команды, сколько, он может отрядить, кварти­рованием в имение князя Гагарина для содействия в охранении там порядка.

        Принимая в соображение, что управление фабрикою сосре­доточивает два различные отношения рабочих людей, на оной занимающихся; одни — совершенно фабричные и состоянием своим довольные, а другие — хлебопашцы, приносящие на об­ременение работами жалобы, которые простерли даже с возму­щением, а потому, дабы согласить сколь возможно ближе коммерческце выгоды владельца с хозяйством и благосостоянием сих крестьян, до отъезда моего из имения я признал необходи­мым, поставя на вид все претензии крестьян главноуправляющему вотчинами капитану Каппелю, поручил, ему, сообразя со справедливостью занятия крестьян и приняв основанием необ­ходимость, в чем состоять должны обязанности их согласно с выгодою владельца, делать немедленно положительные пра­вила, которые предварительно и представил бы ко мне на даль­нейшее рассмотрение сколь можно поспешнее.

        Окончив, таким образом, на месте все нужные распоряже­ния, я прибыл в Ярославль 28 марта к ночи и на другой же день распорядился о допросе крестьян, непреклонными к пови­новению оставшихся.

        Из всех допросов, произведенных в отношении работ и по­винностей, открылося то же, что и прочие крестьяне, мною до­прошенные, на месте показали, но в отношении неповиновения, хотя во всех вообще допрошенных крестьянах явно замечаемо было совершенное отклонение и упорство показать истину о причинах бывшего непорядка, но из допросов порознь более и менее открывается следующее:

        1) Все крестьяне, чувствуя обременение от возки леса из Ярославля и прочих работ, составляли между собою сходы, на коих положили принести ко мне жалобу на вотчинное управле­ние и потому, отклонясь вовсе от работ, всем миром просили села своего Плещеева священника Михаила служить молебен об избавлении от барских работ и будто бы от болезней, в се­лениях замеченных, и священник после молебна, пригласив ко кресту, увещевал их стоять друг за друга. Сие молебствие было первым поводом к соединению всех крестьян во единомыслие, а целование креста было ими принято, присягою, нарушение которой почиталось клятвопреступлением. О служении молебна все единогласно в показаниях сознались, но, что служим был от избавления от господских работ и священник со крестом уве­щевал всех стоять друг за друга, — показали только просто­душнейшие, а прочие совершенно в оном заперлись.

        2) Что потом более трехсот человек отправились в Яро­славль ко мне, и дорогою найдя отставного коллежского секре­таря Крылова, который им написал прошение и приговор, которые по явке крестьян ко мне и были ими поданы. Вняв моим внушениям и вразумлениям сообразно данному приказа­нию, обратились они в дома и ходили на работы как следует, но, по прибытии главноуправляющего капитана Каппеля в вот­чины, сделан был наряд ехать за лесом в Ярославль, что, почи­тая тягостным, вторительно отклонились от работ и, составя сход, положили на оном отправить ходоков с прошением к го­сударю императору с тем, что до получения государевых мило­стей в повиновение не обращаться и стоять друг за друга.

        3) Многие из крестьян показали, что действительно до них народные слухи доходили, что весною будет всем свобода, но они сим слухам веры будто не давали.

        4) Что у них были сборы на производство их дела три раза, первые два по 40 к. с дома, а в последний на отправку ходоков по 50 к. с души, и многие из крестьян показали, что один раз по 40 к. был сбор в пользу священника Михаила, который и сам ездил по домам собирать сии деньги под предлогом на произ­водство о нем дела.

        5) Многие показали, что они на подачу просьбы государю императору согласия не изъявляли, а полагают, что имена их написаны писцом.

        6) Главнейшими возмутителями обнаружено человек до восьми крестьян, которые от прочих и отделены, как-то: сочи­нитель просьбы, собиратели денег и более других ожесточенные в своем упорстве.

        Из всех вышеизложенных обстоятельств обнаруживается, что нелепые слухи об ожидаемой к весне вольности были глав­нейшею причиной породиться непорядкам, а служение всему миру молебствия со священническим увещанием стоять друг за друга и крестное целование соединило единомыслие быть к повиновению непреклонными с упорнейшим ожесточением, ибо, как выше изложено, по самому строжайшему исследованию благосостояние крестьян найдено в хорошем состоянии, жесто­кости и дурного с ними обращения с наших видов не обнару­жено, работы ежели и неуравнительно производимы были, но, получив распоряжение, от начальства последовавшее, должны были притти в надлежащий порядок; впрочем, нельзя справед­ливо заключить, чтобы и работы, прежде сего ими производи­мые, были столь тягостны, чтоб могли подвигнуть крестьян к явному бунту и упорнейшему непокорству, а потому по всем сим уважениям нельзя не признать распространившиеся слухи и противозаконные действия священника главными и основательными причинами, возмущение породившими. За всеми тщательнейшими моими внушениями, какие только разум человеческий породить может, из ста двенадцати человек неповинующихся крестьян обратились к порядку только 21 человек, а прочие явно и дерзновенно остались непо­корными, почему и оставлены под стражею; но как число их слишком велико и затруднительно в самом размещении в мест­ном остроге, то учинено распоряжение, дабы главнейшие ви­новники возмущения оставлены были под стражею в Ярослав­ле, а прочие по равному числу отправлены в ближайшие города для такового же содержания, доколе суд над ними окончен не будет.

        …Высокопочтеннейше представляя в благоусмотрение ва­шего высокопревосходительства о всех обстоятельствах, отно­сящихся до возмущения крестьян, в имении действительного ка­мергера князя Николая Сергеевича Гагарина бывшего, я ожи­дать буду с сим же нарочно посланным чиновником дальней­ших предписаний, присовокупляя к тому, что сам владелец, князь Гагарин, находится в чужих краях.

Гражданский губернатор Безобразов.

        ЦГИАЛ, ф. 1286, ДПИсп., оп. 4, 1826 г., д. 325, л, 13—30, 40.